Сегодня наш собеседник Людмила Кукоба – человек в российском кино известный и авторитетный, сценарист, эксперт, продюсер с более, чем двадцатилетним стажем. Людмила Сергеевна рассказывает о работе своей компании «A-1 Kино Видео» и размышляет о задачах, стоящих сейчас перед отечественным кинематографом.

– Людмила Сергеевна, с чего для вас, как для продюсера, начинается работа над проектом?

– У каждого продюсера есть своя главная тема. Кто-то делает комедии – и в этом преуспел, кто-то катастрофы, кто-то до сих пор делает соцреализм, кто-то фестивальное кино. В моей профессиональной жизни основная тема – патриотика, в лучшем смысле этого слова. Программа достаточно большая, она меняется, что-то реализуем, что-то откладываем. За 20 лет сняли 10 полнометражных картин, что-то я сделала как сценарист. Один проект цепляется за другой, одновременно разрабатывается несколько проектов, каждый находится в своей стадии, и как только привлекаются нужные средства на какой-либо из проектов, фильм идет в запуск.

– Патриотизм – очень нужная, необходимая любому государству тема, и должен существовать госзаказ на такие произведения. Есть ли такая практика у нас?

– Видите ли, в силу того, что у государства есть разные функции на разных исторических этапах, оно по разным причинам не всегда может впрямую заказывать кино государственного значения. Я начинала на заре перестройки, тогда кино вообще чуть не умерло. И те, кто любил Родину, а любить ее тогда было очень сложно, тот и любил. Тогда мы экранизировали сказы Павла Бажова – произведения, созданные как для взрослых, так и для детей, пытались таким образом что-то донести. Так был снят фильм «Тайная сила». Делали комедии про любовь, типа фильма Владимира Зайкина «Башмачник». Пытались , как могли, делать детское кино. Убеждали инвесторов, а тогда это были даже не инвесторы, а спонсоры. Уральские промышленники, металлурги, люди с государственным мышлением. Потом, слава Богу, вышел ельцинский закон, который вместо 5 лет продействовал 2 года, но эти 2 года спасли отечественную кинематографию.

– Что это за закон?

– Закон о кино, который действует и по сей день, но те статьи, которые спасли в конце 90-х отечественное кино, уже не действуют. Их отменили, потому что начались злоупотребления. Тогда инвесторы кино освобождались от налога на прибыль. Причем доля этой прибыли, переданной в кино, не ограничивалась, хоть всю прибыль отдавай на кино и не будешь платить с нее налог. Достаточно скоро эту статью закона убрали, но свою роль она сыграла – кино выжило. Если бы не это, мы бы вообще сейчас не имели отечественного кинематографа. Только с 2000-х годов фактически возобновилась государственная поддержка кино.

– Был ли у вас госзаказ?

– Нет, никогда государство не уделяло особого внимания моим картинам с точки зрения финансирования. Мы получали господдержку на «Дюймовочку» - последний фильм замечательного детского режиссера Леонида Нечаева, на «Алмазный крест» - фильм о святителе Луке. Но, скажем, наиболее успешные наши патриотические картины - «Мы из будущего» и «Мы из будущего-2» - финансировал канал «Россия» (первый фильм - полностью), и инвесторы – второй фильм (полностью). Второй фильм снимался целиком на внебюджетные средства, привлечь которые было чрезвычайно сложно в 2009 году, так как разразился кризис. Прямо во время съемок отпадали один инвестор за другим. Мы с величайшим трудом вытянули эту картину, было очень тяжело ее доделать и выпустить в прокат. Нас, конечно, опекали – картина носила политический характер, помогали, как могли, за что я по сей день очень благодарна Михаилу Ефимовичу Швыдкому. Интерес государства к этой картине был, но денег государственных нам так и не выделили. Я практически выволакивала довольно большой бюджет фильма на собственных плечах, даже не только, как юридическое, но и как физическое лицо. Картина могла остановиться в любую минуту. И несмотря на большой успех, в том числе и коммерческий, я по сей день расплачиваюсь и за рекламную кампанию этой картины, и за ее производство. Это самый тяжелый проект из всех моих 10 картин. Все, что мы получили, мы отдали и продолжаем долги отдавать.

– Поиски бюджета – самая сложная часть работы независимого продюсера?

– Для продюсера существует несколько стадий: сначала он придумывает идею, либо ему кто-то ее приносит, потом он разрабатывает сам проект и схему привлечения средств – смотрит «инвесторские поля», которые смогут сработать, либо возможность привлечения государственных средств – потом мучительным трудом добывает эти деньги. В любом случае, продюсер единственный, кто несет всю финансовую ответственность за многомиллионные проекты. И никто и никогда эту ответственность не разделит. Нет ни одного достаточно известного продюсера, который не прошел бы в перестройку через бандитов, а потом через суды и через долги. Даже крупные продюсеры живут постоянно, как спецназовцы в горячих точках. Поэтому кинопродюсеры большого кино – это штучные, высокопрофессиональные люди с особым набором личностных качеств. Это люди, одержимые работой, и каждый день они висят на волоске. Сегодня у них все хорошо, завтра все плохо, а послезавтра опять все хорошо – все зависит от неистребимости целей, выдержки, ума и воли. Это – пассионарная профессия. К сожалению, не все выдерживают накала трудностей этой профессии, и тогда два выхода: снимать кино ради денег, сделать финансовое благополучие приоритетным для себя лично, и удержаться на плаву. Или снимать кино ради того, для чего вообще существует это массовое искусство, и тогда – судьба продюсера непредсказуема. Качество – я говорю сейчас не о технологиях, а о смыслах фильма – напрямую зависит от личностного выбора продюсера. И в этом плане наше кино в большой опасности. Средний возраст активно работающих продюсеров у нас – 50-55 лет, все мы вышли из перестройки, все очень устали от постоянной борьбы за свое кино и деньги для него, устали от постоянного риска. И многим хочется покоя. А покой – это личная обеспеченность, это финансовая стабильность, отсутствие риска. Пенсионный возраст большинства российских продюсеров – серьезная угроза для творческого качества нашего кино. Но есть и другая: более молодые продюсеры практически не задумываются о смыслах и тех последствиях, которые влекут их фильмы для коллективного сознания, для наших зрительских масс. Они задумываются только о коммерции, а коммерческий успех, увы, не всегда достигается высоким уровнем фильмов. Часто фильмы, отражающие весьма низменные потребности аудитории, приносят продюсеру хорошие деньги. И вот здесь, в этом аспекте, роль государства становится определяющей. С моей точки зрения, наступает время выбора.

– Расскажите, пожалуйста, как аы пришли к профессии продюсера? На нее же тогда нигде не учили?

– Это был кошмарный путь. Я училась на философском факультете университета, потом - в юридическом институте. А потом сценарист Дмитрий Воронков, мой однокурсник по философскому факультету, решил, что я сценаристка, поскольку я писала с детства. Под его влиянием я в 30 лет я поступила во ВГИК на дневное отделение сценарного факультета, в мастерскую моей любимой Киры Константиновны Парамоновой, замечательного мастера, воспитавшего целую плеяду кинодраматургов, которой уже нет с нами, и Исая Константиновича Кузнецова – известного драматурга. На 1 курсе я вышла замуж во второй раз за своего однокурсника, который перехотел вскоре быть сценаристом и решил, что он режиссер. И решил, что писать, как я, может много народу, а вот с моим организаторским талантом я должна стать продюсером, разумеется, для его фильмов. Я проплакала всю ночь и с утра стала продюсером, потому что муж у меня был человек серьезный и счел, что мне нет в искусстве другого пути. И вот мужа уже 7 лет нет в живых, а я все еще продюсер. Мы с ним сделали один короткометражный и один полнометражный фильм, он скоропостижно умер еще молодым. А я так и волоку…

– Всему пришлось учиться на практике?

– До перестройки такой профессии не было вообще, у нас был один продюсер – государство. Филипп Тимофеевич Ермаш, наш великий министр кинематографии (я считаю себя его ученицей), сказал как-то: «Никакие вы не продюсеры, вы все брандахлысты». Мы учились этой профессии на практике – порой весьма горькой и авантюрной. Сидели на тихо умирающих студиях - те самые десять-двенадцать ныне действующих успешных продюсеров — и сочиняли великий новый кинематограф для новой России. И непременно Голливуда, поскольку без Голливуда помыслить себя тогда не могли. Кто-то пришел в продюсеры из директоров съемочной группы, кто-то из экономистов, кто-то из творческих профессий. Я вот пришла из кинодраматургии – это большая редкость.

–Думаю, что вам пришлось испытывать серьезные нагрузки?

– Женщине вообще в профессии кинопродюсера работать нельзя. Летчик-испытатель и летчик-космонавт, я считаю, более женские профессии, чем продюсер кино. Вот в телевизионном производстве полегче. Женщин-телепродюсеров довольно много. В кино их единицы. Совершенно потрясающий продюсер Елена Яцура, я считаю, что все фильмы, которые она делала, это ее фильмы, а не режиссеров. Если бы не эта женщина, никто бы из мужчин, а там были серьезные мужчины, не вытянул то кино, которое она продюсировала. Только женщина может пожертвовать собой во всех смыслах этого слова ради кино. Мужчина может пожертвовать собой ради денег, прежде всего, он занимается бизнесом. И бизнес для него – главное. В нашей стране кино с большой натяжкой можно назвать бизнесом. А для женщины бизнес все-таки на втором месте. Так она устроена – для нее всегда главнее любовь. И если эта любовь – кино, это плохо для кино и плохо для женщин-продюсеров, но такова реальность. Поэтому я всегда стараюсь найти себе партнеров-мужчин. Когда ко мне приходят сейчас молодые женщины, и я их индивидуальным образом обучаю этой профессии, каждый раз говорю: проверьте себя – ваш ли это путь, поищите что-то другое, потому что придется все положить на алтарь и отдать себя на заклание. А зачем? Если у вас есть другая дорога – лучше идите по ней. Почему-то в последнее время именно женщин остро интересует профессия кинопродюсера. Любопытно, что это за знак?

– Тема патриотизма сейчас набирает обороты. Вы дождались своего часа?

– Да, программа всей моей жизни вдруг оказалась в русле актуальной политики. Долго мы ждали, когда кончится то, что считалось «демократией» и начнется возврат к империи – в лучшем смысле этого слова, подчеркиваю я. Увы, у меня имперские взгляды, поэтому я считаю, что сейчас самое время снимать, например, «Слово о полку Игореве», которое никогда не было экранизировано. Это будет современный блокбастер, фильм о собирании русских земель, фильм о терновом венце правителя, борющегося с междоусобицей. Самое время для роскошного исторического боевика, да? И самое время для третьего фильма - «Мы из прошлого». Первый фильм «Мы из будущего» рассказывал о неофашизме в России. Второй — о борьбе с неофашизмом между братскими народами России и Украины, мы всё это предвидели, не зря нас запрещали на Украине. И готов сценарий третьего фильма – о неофашизме вообще, о том, почему Запад сейчас снова лоялен к фашизму. Берется ситуация перед Второй Мировой войной и сравнивается с текущей. Жанр тот же – фэнтези, приключения, экшн. Наши фильмы – не франшиза, это трилогия, и она тематически разделена. Сейчас наступил момент, когда это кино надо снимать. Но, увы, все остается по-прежнему, и очень трудно профинансировать такой нужный государству и людям фильм. Если деньги найду, запускаться могу уже завтра, и через 18 месяцев сдать картину. Я бы хотела ее сделать к 70-летию Победы в 2015 году.

– Первые две ступеньки продюсерской лестницы – идея и финансирование. А в чем трудность третьей ступени?

– Следующая трудность – это выбор режиссера, потому что непопадание может обнулить все и подвергнуть продюсера смертельному риску. У нас такие случаи были, на «Мы из будущего 2» мы сменили режиссера три раза. В советском кино при замене режиссера во время кинопроизводства фильм сразу клался на полку. И правильно. Но поскольку у нас теперь продюсерское кино, то живем по-голливудски – пиджак еще висит, а режиссер уже другой. И режиссер при таком раскладе – это не самостоятельная творческая величина, а скорее высокотехнологичный и грамотный специалист, реализующий замысел продюсера. Но ежели режиссером оказывается самостоятельная, сильная творческая личность, способная к обобщению, собственному видению, способная фильмом вызвать у зрителя катарсис, тогда продюсер становится для него обслугой. И вот это - моя мечта.

– То есть вы готовы раствориться в режиссере?

– Я – готова! Продюсер, на самом деле, так же, как и вся съемочная группа, должен обслуживать режиссера, предоставить ему все возможности воплотить свой замысел, свое видение, свой талант. Но поскольку в нашем кино безвременье, и оно длится уже больше десяти лет и еще какое-то время продлится, то чрезвычайно редко удается найти талантливого режиссера, личность с большой буквы, совпасть с ним идеологически, по концепту проекта и по всем прочим позициям, чтобы дать ему возможность снимать так, как он видит. В этом случае мы начинаем на него молиться и делать все для того, чтобы он сделал свое кино. Но за мои 22 года в кино такое случалось крайне редко. Это больной вопрос всех кинопродюсеров – у нас мало сильных кинодраматургов и единицы самобытных режиссеров. У нас все в порядке только с операторами.

– В нашем кино крепкая операторская школа?

– У нас сейчас сильная операторская общность, и с этим вообще никаких проблем, главное – оплатить, потому что хорошие операторы, прямо скажем, дорого стоят. Есть проблема и с молодыми актерами, потому что школа уже не та. Старые мастера ушли, а новые преподаватели гоняются за деньгами. Искусство всегда будет в кризисе, если люди искусства думают о деньгах больше, чем о катарсисе, чем о душе того народа, для которого они делают кино.

– Когда в общественном сознании главным критерием для человека становятся комфорт и удовольствие, то неудивительно, что и актер больше всего хочет красиво жить…

– Да, и актер, и режиссер. У нас, кстати, в сценарии «Мы из прошлого» главные герои – четыре молодых артиста, которые думают только о славе, о Голливуде, о деньгах, о карьере. Они думают о себе: индивидуализм – одна из главнейших бед современности.

– Людмила, а вы остались сценаристом? Пишете что-нибудь?

– Очень редко. Я обычно пишу, когда заканчивается очередной проект. У меня есть такой черный список: пока делаю фильм, я записываю туда всех, кто мне мешает его делать. И дважды в год, когда невозможно работать (в новогодние и майские праздники), я сажусь и пишу детектив. И прямо по своему черному списку разными способами «мочу» этих «вредителей». Иногда прототипы очень узнаваемы для нашего сообщества, и продаю я свои сценарии еще реже, чем пишу. Такая компенсаторная функция моей драматургии. Это удерживает меня от реальной войны, от ненависти к тем, кто мешает мне делать мое кино. Поэтому, увы, я пишу только детективы.

– И вы не сняли ни одного фильма по собственному сценарию?

– Не получается. Вот, скажем, написала я сценарий «Звездная любовь», потом пришел Владимир Зайкин и сказал: «Замечательный сценарий, я буду его буду снимать, но он какой-то женский. Я его перепишу». Владимир Зайкин – замечательный, известный кинодраматург, он тоже учился на сценарном факультете ВГИКа. Я говорю: «Перепиши, Володя, я тоже не люблю женское кружево». Он переписал, сценарий стал чудовищно мужским, я там - как могла, вмешивалась в редактуру, но с Зайкиным бороться очень трудно, и он снял то, что снял. От моего сценария там даже названия не осталось.

– А почему вы так легко отступили?

– Нам на первом курсе ВГИКа мастера прямо в первый день учебы рассказали замечательный старый анекдот про двух мышей. Сидят две мыши в Госфильмофонде и грызут кинопленку. И одна другой говорит: «Нет, сценарий был лучше». Это чисто сценарный анекдот, потому что ни одного сценариста нет, который, посмотрев фильм по своему сценарию, скажет: «Хорошо сняли». Ведь фильм, как всем известно, создается трижды – в сценарии, в съемке и в монтаже. Если отнять монтаж у режиссера, он может снять свою фамилию с титров. Это самая больная проблема в контрактах – будет ли у режиссера монтаж. То же у сценаристов. Все опытные сценаристы знают, продал сценарий – всё, забыл. Потом начнешь смотреть – какой ужас! И не досмотришь порой. Поэтому опытные сценаристы никогда не претендуют на идентичность. Я одно время жалела, что ушла из сценаристики. Сейчас работаю, в основном, на своих и на чужих проектах — как аналитик, как редактор, как эксперт. Я запланировала себе сначала, что в 65 лет уйду от дел и буду писать. Потом поняла, что не успею, перебила на 75 лет. Потом поняла, что в 75 тоже не укладываюсь, планов много. И сейчас я на 80 передвинула начало активной литературной деятельности. Думаю, будет в самый раз!

– Во ВГИКЕ есть продюсерский факультет…

– У меня сын даже его закончил.

– Вы довольны образованием сына?

– Проблема в том, что у них нет практики. Спрашиваешь студентов: кто из вас был на площадке? Один фонарь поднес, другой так просто постоял. А больше – никто не был. Дети не знают даже, что сейчас происходит в киноиндустрии. Нас после каждого курса, даже сценаристов, отправляли на практику. Меня вот в больницу Кащенко направили – такая была творческая практика. Я отработала нянечкой два месяца среди сумасшедших. Должна была принести мастеру ежедневный отчет, где записывала все, что видела – образы, характеры и ситуации. И в конце концов сдать сценарий на эту тему. Кого-то посылали в колхоз, кого-то на завод – вот это была творческая практика, которая давала знание жизни, знание материала, о котором ты будешь писать. Соответствующую практику проходили операторы. Все студенты раньше, а уж об экономистах и говорить нечего, с первого курса работали в съемочных группах – сначала администраторами, потом замдиректора и т д. Когда они выходили из ВГИКа, у них уже был производственный опыт. Сейчас, наконец-то, пытаются внедрить практику. Фонд кино будет обязывать всех продюсеров, которых финансирует государство, брать студентов на практику. С удовольствием, говорят все продюсеры в один голос, потому что мы все понимаем, что наползает кошмар непрофессионализма, если мы сейчас уйдем – в профессии будет дыра. Ко мне приходят молодые после того, как я читаю мастер-классы, они неплохие ребята, но все нацелены на деньги. Один студент пришел, говорит: «Хочу у вас практикантом быть». Отвечаю: «Я сейчас не в запуске». «Но вы меня пока поучите. А что я буду делать?» Говорю: «Для начала прочти книжку «Менеджер мафии». Если тебя все устроит, приходи на следующий день». Книжку прочел, позвонил: «Людмила Сергеевна, вы это имели в виду? Я, знаете, так не смогу». Ну, до свидания тогда. А другой мальчик книгу прочел, пришел и говорит: «А сколько я буду получать?» Я говорю: «А за что получать? Это я должна получать, потому что я тебя учу. А вот когда ты пройдешь стажировку и окажешься-таки кинематографистом, что еще не факт, тогда ты будешь зарабатывать тяжелым трудом сначала вот столько, потом вот столько». Одна девочка пришла с экономического факультета, продюсерского отделения, страшно любила кино. Когда я ей сказала, что у нее всегда будет только одна любовь в жизни – кинематография, а мужчины, мужья, дети будут на десятом плане, и что у нее не будет отпуска, когда ей хочется, – она тоже сразу сникла. Эта профессия забирает человека полностью. Продюсеры, как правило, отдыхают, попутно решая какие-то вопросы. Вот Сельянов снимает в Индии, заодно там, может быть, искупается. Мы снимали в Одессе, за весь съемочный период в полтора месяца я искупалась аж два раза. Снимали в Турции – вообще ни разу не искупалась. Зато под Питером из-под дождей в окопах не вылезала. Может, это неправильно, но моя жизнь - это, конечно, работа. Это цель, до которой нельзя дойти. Какую-то работу прошел, часть цели выполнил, а уже возникла следующая цель. И вот ты идешь, идешь, идешь. Все на сопротивлении. Очень хочется надеяться, что это не у всех, и не навсегда.

– Как получается, что в голове сразу несколько проектов? Вы разве не можете себе позволить ни о чем не задумываться, пока не выпустили фильм?

- Первая причина – вокруг жизнь. Вот встаю я без пятнадцати шесть, а легла в два, думаю, почему же так рано проснулась? И поняла, почему. Потому что государство мучается без моих фильмов, будет плохо, если сейчас я не сделаю кино, которое нужно государству. Народ, блин, живет, и ничего не понимает! Ему жуют, жуют что-то по телевизору – он устал уже! Только художественное кино вызовет у него те эмоции, которые наполнят его знанием и верой. Я недавно была на приеме у высокого чиновника, сказала: «Вам сейчас очень нужны такие фильмы, а их нет ни у кого, кроме меня. Есть похожие, но это всё не то. И не потому, что я хорошая, а потому что я работала 20 лет над этим». Рассказала одно, второе, третье. Он мне показался умным человеком, он сказал «да». Я говорю: «Понимаете, мне надо срочно кого-то еще, потому что одна я столько не сделаю, а фильмы нужны на следующий год, а лучше бы в этом». Вторая причина – нельзя остановиться, потому что есть вокруг люди, которые могут позвонить в 2 часа ночи (есть такой у меня креативный продюсер-концептуалист) и сказать: «Меня озарило, это будет бомба, сейчас я тебе пришлю концепт». Думаешь - у меня еще те бомбы не взорваны, а он уже опять навалял. Открываю почту и таки понимаю, что это действительно бомба, и это нельзя не раскручивать. У меня три таких идеолога, они все очень разные, абсолютно сумасшедшие мужчины, которые впитывают реальность и выдают концепты именно того кино, которое должно сниматься. Это прекрасно, но попробуй, найди на все это деньги, я же не Федор Бондарчук и, слава Богу, никогда им не буду.

– Я думала, концептуалист это тот, кто пишет сценарий…

– Концептуалисты разрабатывают не сценарий, а концепт всего проекта. Я считаю, что сейчас нельзя делать отдельно сценарий, отдельно режиссерский сценарий, отдельно художественно-постановочный проект. Концепт проекта должен включать в себя визуальную драматургию, она должна быть заложена в изначальные разработки. Вот почему нельзя отрывать сценариста от режиссера и очень хорошо, когда режиссер пишущий, потому что он знает законы драматургии, где на первом месте история. И он вплетает эту историю сразу – в свое видение, в образ фильма. Вот вы мне скажите: «Вот тебе пепельница, придумай мне про нее захватывающую историю, с интригой и чтобы было смешно». Я придумаю. Потому что нас этому учили – есть же методики. Сценарист - это не писатель. Сценарий не столько пишется, сколько выстраивается, как говорили нам во ВГИКе мастера. Но вот какое получится кино, зависит только от режиссера, он основной в кино. Кино – это же зрелище в первую очередь. И через зрелище нужно подать тему, идею, проблематику. Поэтому история в кино не должна быть первичной – это мое личное мнение, и оно отличается от взглядов целого ряда достаточно известных людей. Вот например, в фильме «Мы из будущего» многие скажут: «Первична история, четыре парня провалились в 1944 год , с этого все и началось». Ничего подобного. Да, действительно, была история, написанная следователем по особо важным делам, который никогда в жизни не был сценаристом. Он придумал ситуацию, когда четыре парня провалились в прошлое и прочувствовали его на своей шкуре. Но показать, как случилось их внутреннее перерождение можно только через режиссуру. И Малюкову удалось. В сценарии не было написано, что они беззащитным голышом оказались в эпицентре войны. А у режиссера - они так рождались заново. Настоящий креативный продюсер – это тот, кто делает концепт. Подбирает сценаристов, подбирает режиссера, транслирует ему проектную задачу - для зрителя, и смотрит, какое видение у режиссера, и помогает ему во всем. Вот это в идеале то, что должно быть при создании кино. Но это случается очень мало у кого. Очень, очень мало. У меня есть еще одна мечта: я хочу открыть школу, где будущие продюсеры будут учиться главному – концептуальной работе. Именно при таком подходе мы сможем поднять наш кинематограф на нужный уровень и сделать его уникальным и высоким, каким он был в золотой век нашего кино.

– Людмила Сергеевна, сейчас государство обсуждает возможность ввести квоты на иностранные фильмы, освобождая тем самым место для отечественных фильмов. Готовы ли наши кинематографисты качественно занять эту нишу?

– Это большая проблема. Я бы сказала – и политическая, и экономическая. И решать ее надо, исходя из этих двух, часто плохо соединяемых ипостасей. Место освободилось, а чем забивать? Вот лично я знаю (причем не я это придумала, у нас серьезная концептуальная группа работает), как это сделать, как использовать те силы, которые есть, просто чуть-чуть повернув методику создания кино. Ведь важны не только государственные нововведения и помощь. Ведь деньги и сейчас дают, а хороших фильмов всего-то вышло - «Легенда 17» да еще пара-тройка. Государство спрашивает: «Почему так?» Потому что кино, как любое искусство, правильно работает с государством только в рамках государственной идеологии. А у нас идеология в Конституции отсутствует. Один известный депутат не так давно подал заявку, мол, надо бы идеологию вернуть государству… Посмотрим. Я лично уверена: как только это случится, произойдет резкий взлет искусства, особенно кино. Для кого, собственно, было поддержано в свое время кино – на заре своего возникновения? Для неграмотных масс. А что сейчас с массами?.. Вопрос риторический. Несколько десятилетий мозги масс тщательно забивались сникерсами. У нас сейчас страна на распутье, почти так же, как в 17 году. Читать-то все умеют, но никто ничего не читает. И не понимает. То кушайте сникерсы – это хорошо; а теперь сникерсы не кушайте – это стало плохо. Кушайте «Аленку». То демократия – это хорошо, то демократия – это плохо. Народ не понимает ничего. И ему от этого все время страшно. Что будет? Куда опять повернули? Почему? Значит, государство должно выполнить свою прямую государственную задачу, должно народ успокоить, дать ему то знание, которое сделает его жизнь осознанной: я живу в такой-то стране, и вот почему с ней такое творится и творилось. И что будет впереди. У нас же до событий на Украине все были друзья. Америка – друзья, Европа – друзья. И идеология у нас должна быть американская, мы же сникерсы едим. И не надо нам своего искусства, будем американское хавать, как хавают наши дети. У меня дочь 16-летняя всплеснула руками, когда услышала в новостях, что повысят цены на билеты на западное кино. Говорит: «Какой ужас, как мы будем кино смотреть?» Я говорю: «Ты кому это говоришь? Ты сама в 4 фильмах снималась вот с такого возраста, ты продюсеру это говоришь?» «Ой, мама, извини, я не подумала». «Мы же с тобой рассуждали, что пора как-то американцев сдвигать, что у нас есть свое кино». Так вот, если нам будет понятно, кто враг, а кто друг, если у нас будет государственная идеология, мгновенно мозги встанут у всех на место. Необходима самоидентификация. И мгновенно найдутся талантливые сценаристы, у которых душа болит уже 20 лет, и режиссеры придут, которые это снимут. Потому что сейчас мы снимаем ради денег. А чтобы душу человеческую наполнить, мы давно уже не снимаем. Потребность у общества есть, сейчас народ хочет понять, кто он. Ой, мы значит, уже не американцы? А что такое русские? Молодежь вообще не знает, кто такие русские, что такое Родина. Я выступала на Селигере, показывала свои фильмы в молодежных лагерях, где собралась продвинутая молодежь. Спрашиваю: «Ребята, много вы героев настоящих видите в отечественном кино?» «Нет, никого не видим». «А кто из русских людей, с вашей точки зрения, может быть героем на экране?» Не назвали ни одного. Спрашиваю: «А кто знает хоть одно житие русского святого?» Тут кто-то что-то издалека пискнул. Я говорю: «Все русские святые – это настоящие герои. Весь смысл их святости в этом. Они могут стать прототипами героев боевиков, батальных фильмов, высоких драм, детективов, почище героев голливудских блокбастеров…» И рассказываю им житие Варлаама Керетского. Аудитория потрясена. Никто ничего не знает.

– Вас с такой позицией не считают агентом КГБ?

– После пресс-конференции по поводу выхода «Мы из будущего 2», где я говорила, что идеология нужна, пропаганда нужна, что кино - это инструмент государства, что мы государственные деньги берем и ему же вредим, - против меня была целая война в интернете. Хорошо, актеры помогали, а так тяжеловато было, потому что наша просвещенная кинопресса меня гвоздила. Сейчас, когда наше государство нуждается в идеологии, я буду искать трибуны. Мы создали группу экспертов, задача которых увеличить поток инвестиций в кино, создать модель, при которой, невзирая на кризисы, мы были бы выгодны инвесторам – на одной идеологии киноиндустрия не простоит. И придумали-таки достаточно интересный механизм, который будет гарантировать инвестору не только политический, не только рекламный, но и коммерческий результат. Именно гарантировать. Эта задача неразделима с государственной идеологией, поэтому и государство должно давать деньги тому, кто делает продукт за его деньги - для государства. За последние пять лет государство – и не только государство, но и привлеченные государством инвесторы, – проплатили несколько глобальных проектов патриотического назначения . Успешный я знаю один - «Легенда 17». Все остальные провалены, хотя вложены огромные деньги, работали талантливые и опытные режиссеры, сильнейшие продюсеры. Почему? По одной простой причине – Родину надо любить больше денег.

– Людмила Сергеевна, расскажете нам о планах? Вы не суеверны, как многие творческие люди?

- Ближайший план – запуститься с фильмом «Мы из прошлого», третьим фильмом трилогии. Известна формула, что второй фильм должен нести определенные изменения, а уж третий - тем более. И зритель ожидает изменения. Первый раз провалились ребята, второй раз провалились. Третий раз – опять что ли провалятся? Это уже смешно! Было через воду, через огонь, теперь, наверное, через медные трубы. Что же они-таки третье придумали? Когда слушала выступления нашего министра культуры Владимира Мединского в разгар украинских событий, у меня сложилось ощущение, что министр пересказывает синопсис «Мы из прошлого». Это не простое совпадение. Мединский – историк и очень сильный идеолог. Во-вторых, мои сценаристы много его читали. Он возглавляет Военно-историческое общество, и у меня, например, с ним совершенно одинаковые взгляды. Мединскому тоже непросто жилось, потому что эти взгляды были не популярны, и он прошел через достаточное количество терний. Как выяснилось, развитие событий он предвидел и теперь - на гребне уважения, потому что много лет назад об этом писал и рассказывал. Мы совпали с ним, потому что на протяжении последних 20 лет мыслили одинаково. Поэтому я и слышу синопсис фильма, который должна запустить . Этот фильм говорит о Третьей мировой войне, фильм указывает, как избежать мировой войны в душах молодежи, причем не только нашей. Действие фильма происходит на территории Германии в 1938-39 году. Русских там только 4 наших героя, все остальные – немцы, европейцы, американцы. Это абсолютный аналог современности перед той войной, которая нас всех ждет. Тогда мир в тирольских шапочках плясал и приветственно махал Гитлеру руками, и никто не видел, как из разрушенной после Первой мировой войны, голодной, измученной Германии выращивается Рейх. Сейчас Рейх можно вырастить из Украины, из Эстонии, из Литвы. Что мы и наблюдаем. Я бьюсь с этим проектом уже три года.

– А на какой стадии ваш проект «Слово о полку Игореве»?

– Сейчас к обычному комплекту документов проекта , которые мы подаем инвестору, мы прибавили еще одну страницу под названием «Зачем этот фильм нужен государству?» По пунктам объясняем, зачем государству и народу нужен этот фильм. Думаю, если кому-нибудь из продюсеров задать такой вопрос, далеко не каждый сможет ответить: зачем твой фильм, который ты задумал, нужен государству и народу? А мы ввели этот пункт как обязательный для всех своих проектов. Сценарий «Слово о полку Игореве» был написан в 2007 году Владимиром Суворовым, достаточно серьезным документалистом , получившим в свое время много европейских призов. С этим проектом мы выиграли конкурс Академии наук, который проводил в свое время В.Сурков. Проект был иллюстрацией философского исследования в области кинематографии. Молодой философ, а это был конкурс с возрастным цензом ученых до 40 лет, взял наш проект и на примере вот такого кино обосновал необходимость передачи зрителю определенных смыслов для поддержки государственной опять же идеологии. Руководитель конкурса тогда сказал, что этому фильму еще время не пришло, но через несколько лет придет. Я это запомнила и отложила этот проект. И когда начался первый Майдан, стало понятно, каким будет продолжение. И тогда я вернулась к «Слову о полку Игореве», мы его переформатировали, чтобы он был ближе к сегодняшнему зрителю, плохо понимающему словосочетание «Киевская Русь». По форме это исторический боевик, очень яркий, сделанный на глубоком знании материала и очень современный. Главная тема – собирание русских земель. Это то, что сейчас стоит во главе угла нашего государства и нашего президента. Образ князя Игоря символизирует не только национального героя, но и власть. Абсолютно исторический антураж. Наше «Храброе сердце» или «Патриот». Небывалое зрелище: сражения, боевые волки, половчанки полуобнаженные на конях, битвы на ладьях. Надо соединять содержание и изображение, иначе зритель не будет смотреть. Одними смыслами его в зале не удержишь. Есть один правильный выход из кризиса кинематографии – для того, чтобы отечественное кино давало кассу, оно должно нести смыслы и обладать зрелищностью. Но смыслы при этом должны быть наши. Наши, а не вражеские, что мы с прискорбием увидели в громких фильмах-зрелищах последних лет, созданных нашими кинематографистами против нашего же народа. В угоду зарубежным оценщикам. В тщетном стремлении вырваться на мировой уровень, оторвавшись от родных смыслов. Слава Богу, теперь это неактуально. И мощный финансовый и технологический ресурс – под контролем государства - может быть, наконец, направлен на то кино, которое поднимет дух нации. Кажется, время настало.

Беседовала Алла Алешина